Аллах Акбар!

Аллах Акбар — один из самых популярных «лозунгов» в исламе. Аллах Велик! С ним соперничает только Иншалла! ( Аллах един!). Единый Бог уже был знаком многим коренным арабам. А арабы (в переводе с коптского, арамейского или даже с иврита, хранителем которого были знатоки иудаизма) называли Бога христиан и евреев Аллахом. Именем, которое было им знакомо с давних языческих времен. Аллах — можно просто понимать как Бог, но точнее, это нарицательное замещение запретного имени Бога (как в иудаизме). Оно образовано из слова «илах» — Бог и определенного артикля «а», что означает «этот Бог» или «известный Бог». Имя это использовалось задолго до Мухаммада в древнеарабских культах для обозначения владыки неба и дождя. Когда именно возникло имя Аллаха и какова точная его этимология, до сих пор неизвестно (я назвал наиболее вероятную версию).
В YII веке на Аравийском полуострове жило довольно много христиан (в том числе из арабских племен, и в том числе в Мекке), которых называли по-арабски насара и евреев, именуемых яхуди. Их тоже было много в Мекке. С учением как христиан, так и евреев, жители Мекки были хорошо знакомы. Не в тонкостях, конечно, а в общих чертах. Именно эти черты и были затем воспроизведены Мухаммадом. Но вот что касается грамотности Мухаммада, то она, почти не сомневаюсь, у него была. Да и почему бы ей не быть, если он рос не в нищей бедуинской семье, а у одних из самых состоятельных людей Мекки? Его грамотность явствует также из того обстоятельства, что Мухаммад рано стал участвовать в торговой деятельности своего дяди и опекуна Абу Талиба, а потом даже проводил самостоятельные торговые поездки. Никто не рискнет утверждать, что возможно вести торговлю, не умея вести «бухгалтерский учет», записывать и считать товары и деньги. Притом же еще успешно вести. Может быть, для написания художественных произведений его грамотности было недостаточно, но уж элементарные записи он, конечно же, делать мог.
На поприще успешной торговли Мухаммад обрел личное счастье. Как-то одна из самых богатых женщин Мекки, сорокалетняя Хадиджа, пережившая к этому времени двух своих мужей, предложила успешному негоцианту Мухаммаду отвезти ее товар на продажу в Сирию. Мухаммад с блеском выполнил задание, оттуда тоже привез сирийский товар, с большой прибылью проданный в Мекке. Хадиджа была восхищена и деловой сметкой Мухаммада, и его честностью. И возрастом — ему было 25 лет. И внешним видом. И предложила выйти за него замуж. Кроме того выяснилось, что она племянница его отца, то есть приходится ему двоюродной сестрой. Это еще больше их сблизило. Арабские поэты того времени обычно воспевали яркую чувственную любовь к прекрасным девам с огромными газельими глазами, с пышным бюстом и тонким станом (они впоследствии населяли под именем гурий мусульманский рай). Но Мухаммад относился к поэтам прохладно. К бедным девам — тоже. В те молодые годы никаких позывов пророчествовать у него еще не было, а вот сделать торговую карьеру и выбиться в первые люди Мекки — были.
На свадьбе зарезали верблюда (одного — слава Аллаху!), много ели и по тем, еще доисламским временам, — пили. Молодым пожелали счастья и много сыновей. Сначала прекрасная вдова Хадиджа выполнила пожелания и родила сына, но он года через два умер, повергнув супругов в большое горе. А потом Хадиджа начала рожать дочерей. И родила подряд четырех, пока не вышел ее срок становится матерью.
Идея стать крупным торговцем постепенно чахла. Но взамен в душе Мухаммада стала расти настоящая любовь к своей зрелой жене. Их связывала удивительная духовная общность. И основой этого союза было признание Хадиджей нравственного и умственного превосходства своего мужа. Именно поэтому впоследствии Хадиджа нимало не сомневалась в том, что Мухаммаду Аллах поручил великую миссию быть своим посланником. Она первая его поддержала. И первая стала опекать новообращенных в ислам, получив (и сохранив по сей день) имя «мать верующих». И репутация Мухаммада тоже росла так же успешно, как его любовь к Хадидже. Он слыл человеком справедливым, честным, рассудительным, охотно помогающим бедным. Особенно его благотворительная деятельность усилилась, когда засуха поразила окрестности Мекки. Даже его дядя, бывший опекун, Абу Талиб обеднел, и Мухаммад с Хадиджей взяли на воспитание одного из его сыновей. А семью своей воспитательницы и кормилицы Халимы он с Хадиджой просто спасли от голодной смерти.
Примерно в это же время с Мухаммадом начали происходить странные вещи. Он стал видеть яркие сны, в которых слышал непонятные разговоры и касался почти как наяву загадочных предметов и людей. Иногда его как бы тряс мелкий озноб с легкими судорогами, и он в страшной тоске затихал на постели, завернувшись в плащ. Но часто эта необъяснимая тоска проходила и сменялась ощущением просветления, умиротворения и счастья, хотя в чем причина этого счастья, ему еще знать было не дано. Шла какая-то подспудная работа подсознания, приготовлявшая его к постижению великих истин.
Мухаммад решил во что бы то ни стало выяснить причину своей нечаянной радости и войти в соприкосновение с высшими сферами. Он решил очистить душу и тело. Для этого имелся целый арсенал средств: обрядовые омовения, ритуальные прохождения вокруг Каабы, пост, молитвы. Да, главное — молитвы, созерцание и углубленные размышления о Боге. От яхуди (евреев) и насара (христиан) как в самой Мекке, так во время своих торговых путешествий Мухаммад хорошо знал о существовании единого Бога. К нему и стремилась его душа. Вообще Мухаммад был человеком трезвых и взвешенных взглядов, своего рода «центрист», лишенный заскоков в крайности. Он не принимал невоздержанности в еде, пище или роскоши в быту. Но, равным образом, он осуждал излишества аскетизма, проповедуемых христианскими отшельниками, которые почему-то тело человека, его плоть, дарованную Богом, считали чем-то греховным и всячески ее умерщвляли, полагая, что таким диким способом смогут приблизиться к Богу.
Даже вино Мухаммад не осуждал категорически. Он говорил, что в употреблении вина есть положительные и отрицательные стороны и что только неумеренное его питие дает перевес отрицательным. И в Коране нет однозначного запрета на его употребление: в земной жизни оно не одобряется (с оговорками), но раю его можно пить сколько угодно. Только позже абсолютный запрет появился в предписаниях ученых улемов — исламских богословов.
Тем более Мухаммад не видел ничего греховного в любви к женщинам. Вернее — в законной любви. А таковой считалась любовь в браке. Правда, сколько именно жен может считаться законными, в то время он еще не знал. Наложницы тоже как-то в счет не шли. Умеренность Мухаммада уже тогда мотивировалась нравственно-религиозным соображением, мол, Бог в своей милости не стал бы нагружать человека ношей, которую тот не сможет нести. Поэтому всякие чрезмерные посты, вериги, изнурение плоти, многодневные бдения и прочее в том же духе — не от Бога, а от гордыни человека, который хочет казаться лучше, чем он есть.
На этом этапе религиозно- нравственных исканий Мухаммад уже сформулировал несколько совсем неплохих афоризмов, тем более неплохих, что дошел до них своим умом, еще без подсказки Аллаха:

«Лучше сидеть одному, чем со злым; но лучше сидеть с добрым, чем сидеть одному. И лучше говорить ищущему знание, чем молчать; но лучше молчать, чем вести пустой разговор.» «Тот, у кого нет чистого сердца и языка, удерживающего от пустословия, не может быть верующим. Когда вы видите человека, одаренного более вас богатством и красотой, не злословьте. Подумайте о людях, одаренных менее вас. Что же тогда вы услышите от них»?

Совсем недурно Мухаммад посоветовал, что делать с проклятыми «вечными вопросами», не относящимися, разумеется, к проблеме Бога и религиозных исканий, а носящих отвлеченный характер. Вопросов, которые изматывали еще спустя несколько сотен лет европейских схоластов. Скажем, сколько чертей может поместится на острие иглы, какого пола ангелы, спят ли они и едят ли, а также если бог всемогущ, то может ли он создать такой камень, который сам бы не смог сдвинуть с места. На такого рода умствования Мухаммад ответствовал, что голову не нужно занимать вопросами, которые не имеют никакого значения ни для дела веры, ни для повседневной жизни. Он сказал:

«Испытание искренности каждого верующего — оставлять без внимания все то, что находится вне его власти».

Погружение в поиски духовного смысла веры привели к тому, что он совсем забросил торговлю. Мухаммад часто уходил в окрестности Мекки, на гору Хира, где оставался по несколько дней, ночуя в пещере. Там он в одиночестве, вдали от городского шума предавался глубокому созерцанию и размышлению об истинном Боге. Здесь заметен явный парафраз на тему медитации Будды. Впрочем, о Будде Мухаммад, наверное, не слышал. А вот об Иисусе Христе знал очень хорошо. Стало быть, и о том, что Христос удалялся в пустыню для одиноких размышлений о своей миссии. Верная Хадиджа ни в чем не упрекала мужа, который в ее глазах был настоящим праведником. Ранее нажитое благосостояние материально вполне обеспечивало поиски истины в пустыне. Мухаммаду было уже 40 лет. Хадидже — 55. Казалось, что такого совсем уж неожиданного может произойти в этом весьма, по меркам того времени, достойном возрасте? И сына Мухаммад давно не ждал.
Но вот — свершилось! В 610 году, в месяце рамадан, когда Мухаммад спал в своей пещере на горе Хира, его разбудила некая неясная фигура, и этот некто приказал читать непонятные письмена на сверкающем свитке. Мухаммад ответствовал, что читать он не может. После троекратного отнекивания Мухаммад произнес вслед за …(позже выяснилось вслед за кем — за ангелом Джибрилом, он же христианский архангел Гавриил) следующие слова:

Читай ( это можно перевести и как Провозглашай!)
Во имя Аллаха твоего, который сотворил
Человека из сгустка земли.
Провозглашай! И Аллах твой твой щедрейший,
Который научил каламом (тростниковая палочка для письма)
Человека тому, чего он не знал.

Замечу, что отказ Мухаммада читать вовсе не свидетельствует о его неграмотности. Из контекста скорее следует, что эти письмена на светящемся свитке были написаны на неизвестном ему языке. Мухаммад был больше напуган, чем обрадован, ибо решил, что заболел или, еще хуже, стал одержимым, то есть им овладели злые бесы. Хадиджа вселяла в него уверенность, что у такого праведника бесам делать нечего.
Мухаммад вопреки требованию Джибрила ничего не cтал провозглашать, а затих. Он был в чрезвычайной тревоге: если то был бес (Иблис, или шайтан по-арабски, восходит к греческому Диаболос — Дьявол, а шайтан — к еврейскому Сатана), то слушать его не пристало, а если Бог, то страшно его ослушаться. Но нет, решил Мухаммад, Бог не может являться в виде человеческой фигуры. Ибо тогда его можно представить, а представив — изобразить. Отсюда один шаг до языческого идолопоклонства, от которого Мухаммад уже ушел, усвоив из иудаизма и христианства идею единого Бога. Мухаммаду было хорошо известно, что в иудаизме запрещено изображение Бога.
Некто стал появляться каждую ночь в доме Мухаммада и с укоризной стоял в дверях, как бы напоминая о приказе «Провозглашай!». Кто же это мог быть? И тут снова помогла преданная Хадиджа. Узнать, Иблис это или ангел, она решила по-женски хитро. Когда некто опять заявился и в мрачной позе встал в дверях (его видел только Мухаммад, а Хадиджа — нет), Хадиджа вдруг обнажилась и спросила, не исчез ли пришелец? Мухаммад ответил, что исчез.

«Значит, — радостно объявила Хадиджа, — это ангел. Ему стало стыдно, и он ушел. А наглый и бесстыжий Иблис, конечно же, остался бы!»
Вообще-то сомнительный experementum cruсis (решающий эксперимент), если учесть возраст экспериментатора. Кто знает, как она тогда выглядела и почему некто решил ретироваться. Иблис, конечно, паршивец, но в эстетстве ему вроде никто не отказывал.
То ли по этой причине, то ли по каким-то другим, Мухаммад некоторое время продолжал сомневаться, но глубокие размышления и особенно появление фигуры в минуты отчаяния, которая произносила:
«Мухаммад! Ты — пророк Аллаха, а я — Джибрил»,
привели его к мысли, что он действительно призван стать орудием Аллаха. Тем более, что он знал: ангельская специальность Гавриила-Джибрила — быть вестником Бога и раскрывать смысл пророческих видений. Он знал, конечно, что Гавриил вразумлял пророка Даниила, являлся многократно Аврааму (Ибрахиму), потом посетил Ионна Крестителя, еще чуть позднее Деву Марию, предсказал ей рождение Божьего сына и даже дал ему имя Иисус. По подсчетам позднейших исламских теологов, Моисей (Муса), видел Джибрила 400 раз, а Иисус (Иса) — десять раз. Зато Мухаммаду он являлся 24 тысячи раз! Тут правоверные несколько перегнули.
Сам Мухаммад рассказывал, что при каждом явлении Джибрила его охватывал ужас, поэтому как только Мухаммад внял ангелу и начал проповедовать, его зримые воплощения перестали пугать пророка и он просто слышал голос, диктующий ему очередное откровение, становящееся сурой Корана. А ведь даже если бы Джибрил приходил каждый день, то 24 тысячи приходов заняли бы 65 лет! В то время, как Мухаммад умер в 62, да и проповедовать начал не с пеленок. Впрочем, мифология уж точно не поверяется алгеброй7
Мухаммад начал проповедовать сначала среди близких, и первая, кто приняла новую веру — ислам, была верная Хадиджа. Следом правоверными стали двоюродный брат (cын дяди Мухаммада Абу-Талиба) и воспитанник Мухаммада Али, и другой воспитанник, бывший раб, Зайд. Затем последовали видные курайшиты Абу-Бакр и Осман, ставшие после смерти Мухаммада первыми халифами («заместители»). Тайная проповедь нового учения, которая, впрочем, особого секрета не представляла, длилась три года. Мухаммад становился пророком. «Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим» — во имя Аллаха милостивого, милосердного.

«Ля иляха илля-ллах ва Мухаммадун расулю-лах» — нет Бога кроме Аллаха — и Мухаммад пророк его.

О чем же говорил в своих поучениях Мухаммад и какими реальными событиями эти поучения мотивировались?

Мухаммад произнес свою первую публичную проповедь в Мекке на исходе 613 года, после трех лет религиозной деятельности в рамках узкой общины, состоящей из его родственников и ближайших друзей-последователей. Среди них был, например, лично преданный ему Абу-Бакр, ставший после смерти Мухаммада первым халифом, (заместителем) пророка и приказавшим записать все суры Корана. Его преданность простиралась так далеко, что позднее он с радостью выдал замуж свою девочку-дочь, 10- летнюю Айшу, за (в то время) 53-летнего пророка. Первая проповедь не только не дала положительного результата в смысле роста общины, но, наоборот, настроила против пророка основную часть населения Мекки. Именно тогда, в целях компромисса, Мухаммад обнародовал суру о дочерях Аллаха, в кои он произвел трех языческих богинь курайшитов. Ведь потомки Курайша обвиняли Мухаммада в отходе от веры отцов и глумлении над народными святынями. А я, пророк, вам говорю — не отхожу от веры, а, наоборот, полностью принимаю ее. Только добавляю к ней, что Аллах — единый, милостивый, милосердный. А я пророк Его. Он сам, своими словами мне об этом сообщил и много раз подтверждал.
Суры этого периода дышат примирением, в некоторых из них даже говорится, что пусть у каждого будет своя вера и не надо насилием кого-либо склонять к одной вере. Свою он, конечно, продолжал считать истинной. И говорил об этом во вдохновенных стихах Корана. Впрочем, я лучше приведу хотя бы некоторые из них, благо они (в отличие от многих других), короткие: НЕВЕРНЫЕ
(каждая сура имеет название — В.Л.)
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
(Во имя Аллаха, милостивого, милосердного! — каждая сура начинается с этой формулы, она называется басмала -В.Л.).

Скажи: «О, неверные!
Я не стану поклоняться тому, чему вы будете поклоняться,
и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться,
и я не поклонюсь тому, чему вы поклонялись,
и вы не поклоняйтесь тому, чему я буду поклоняться!
У вас — ваша вера, и у меня — моя вера!»

Как видим, Мухаммад настойчиво повторяет одну мысль: мы вас не трогаем, вы не трогайте нас, у каждого своя вера. А еще в одной суре он даже провозглашает здравицу за союз с неверными курайшитами: КУРАЙШ
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
За союз курайшитов,
Союз их в путешествии зимой и летом…
Пусть же они поклоняются Господу этого дома,
Который накормил их после голода,
B обезопасил их после страха.

В этой суре как-то двусмысленно говорится о Господе, который накормил курайшитов после голода. Что это за Господь? Аллах, единый, милостивый, милосердный? Вряд ли. Тогда так бы и было сказано: Аллах, который накормил. Не есть ли это неявная уступка нечестивым язычникам-курайшитам?
А вот еще одна туманная (особенно для нас) сура: ОБИЛЬНЫЙ
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
Поистине, мы даровали тебе обильный!
Помолись же Господу твоему и заколи!
Ведь ненавистник твой- куцый.

Обильный что? Кого заколи? Верблюда, привычного к этому, или… или сыновей врага, сделав его «куцым»? Ибо куцым в Мекке называли человека, у которого нет сыновей% либо были, но умерли, либо убиты. Но чтобы хотя бы собственные малочисленные последователи не обвинили пророка в шаткости позиции, Аллах давал ему яркие формулы веры. Вот такие, например: ОЧИЩЕНИЕ (веры)
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
Скажи: «Он — Аллах, един,
Не родился и не был рожден,
И не был Ему равным ни один!»

Формула веры надежная, и в ней есть ряд тонкостей. Видите, как изощренно: «не родился и не был рожден». Для нас это, вроде бы, одно и тоже — сказать ли «не родился» или «не был рожден». Но не то для мусульманина. Он тоже, конечно, не видит разницы, но так написано в Коране! А раз сказано пророком именно так, значит тут есть тонкий смысл. Абу Бакр, лучший последователь, названный «совестью ислама» и ас-Сиддиком (Правдивейшим), отнесенный впоследствии к первым из четырех праведных халифов, говорил, прикасаясь губами к Черному камню Каабы :»Я знаю, что ты лишь камень. Но я видел, как посланник Бога целовал тебя, и только поэтому я тоже целую тебя».
Если очень сильно вдуматься, то и мы можем найти различие между «не родился» и «не был рожден». Слово «родился» может предполагать акт саморождения. Нечто вроде самозарождения жизни на Земле. Так сказать, из первичного океанского бульона и опаринской коацерватной капли. Тогда не было никого, кто мог бы родить кого-нибудь. А «был рожден» предполагает наличие родителей, которые, естественно, должны существовать прежде, чем кого-то еще родили. Стало быть, формула «не родился» эквивалентна утверждению вечности Аллаха. Он не родился, потому что пребывал всегда. Маловероятно, чтобы именно такой логикой руководствовался пророк. Скорее всего, такого рода построение стихов Корана диктовалось поэтическими соображениями и ритуальными повторами молитвенных формул, в которые превратились многие суры (так называемые остинатные фигуры).
Компромисс компромиссом, но и в этот период мекканской деятельности Мухаммад не забывал хотя бы отдаленно и весьма абстрактно (то есть неведому кому) угрозить потусторонними карами. В нижеследующей суре речь идет о тех, кто материальные приобретения ставит выше духовных. Причем неясно, идет ли речь о его собственных последователях или о неверных язычниках-курайшитах. На всякий случай пусть боятся и те, и другие. ОХОТА К УМНОЖЕНИЮ
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
Увлекла вас страсть к умножению,
Пока не навестили вы могилы.
Так нет же, вы узнаете!
Потом, нет же, вы узнаете!
Нет же, если бы вы знали знанием достоверности…
Вы непременно увидите огонь!
Потом вы непременно увидите его оком достоверности!
Потом вы будете спрошены в тот день о наслаждении!

Понятно, что здесь речь идет об адском огне, на котором «потом» будут жарить увлекающихся «страстью к умножению» денег и вещей (наслаждением) в этой жизни: они наслаждались, вместо того, чтобы добровольно отдавать десятую часть на нужды общины и помощь бедным и следовать за пророком по дороге спасения.
Закоренелые в своей «страсти к умножению» хмуро слушали проповеди Мухаммада и со злобой наблюдали совместные молитвы у Каабы. Этот самозваный пророк выступает против торговли? То есть против основы жизни всей Мекки?! Сам себе пророк выхлопотал у Аллаха суру, в которой Мухаммаду разрешалось не заботиться о своем пропитании, ему хорошо, ему приносят его последователи. А ведь совсем недавно, говорили неверные, Мухаммад утверждал, что труд есть дело и священная обязанность каждого истинно преданного Богу.
Так что дело обстояло не только в приверженности к старым языческим богам и их культу, но и в явной угрозе, которую мекканцы почувствовали своему благополучию.
Раздражение против Мухаммада и его учения нарастало. Подростки и взрослые собирались у Каабы, передразнивали молитвы мусульман, улюлюкали и ловко метали в них комья земли и грязь. Не раз попадало и самому Мухаммаду. У порога его дома выливали помои и нечистоты. В травле приняли участие и почти все мекканские поэты, сочиняя легко запоминающиеся язвительные строки, которые молва разносила далеко окрест. Однажды кто-то из слишком ретивых курайшитов даже пытался избить пророка и уже схватил его за ворот плаща. Толпа одобрительно зашумела и надвинулась на Мухаммада. На выручку бросился верный Абу Бакр, закричав: «Опомнитесь, неужели вы способны убить человека только за то, что он говорит: «Аллах — мой господин»?! В тот день Абу-Бакр вернулся домой с изрядно поредевшей бородой — весь гнев курайшитов он принял на себя.
В Мекке начиналось нечто вроде мягкой, но тем не менее гражданской войны. Это проявилось в том, что размежевание прошло даже через родственников. Один его дядя, силач Хамза (предание называет его не иначе, как «богатырь»), стал одним из самых верных последователей и защитником Мухаммада. Зато другой дядя, Абд аль-Узза, стал и до конца жизни оставался его злейшим врагом и преследователем. Настолько, что Аллах специально посвятил этому дяде гневные строки: ПАЛЬМОВЫЕ ВОЛОКНА
Бисми-лляхи-р-рахмани-р-рахим!
Пусть пропадут обе руки Абу Лахаба, а сам он пропал!
Не помогло ему его богатство и то, что он приобрел.
Будет он гореть в аду с пламенем
И жена его (тоже) носильщица дров;
На шее у нее — (только) веревка из пальмовых волокон.

Названный Абу Лахаб — это и есть дядя Абд аль-Узза. В переводе Абу Лахаб означает «горящий в аду», или, по смыслу, «тот, кому уготован адский огонь» — так его назвал сам Аллах в сообщенной Мухаммаду суре Корана.. С тех пор в литературе настоящее имя ненавистного дяди почти не упоминается, его новым именем стало вот это — Лахаб. Жена его Умм Джамиль — сестра еще одного врага Абу Суфиана. Она, по суре Корана, в голом виде носит дрова для поджаривания своего гнусного мужа и имеет позорный знак — веревку из пальмовых волокон на шее.
Абу Суфиану тоже воздалось — и против него есть сура Корана, называемая «Хулитель». Я не буду ее приводить полностью, только скажу, что без знания истории возникновения этих сур они во многом не понятны. Да даже и со знанием ее все равно многие образы в них остаются неясными. В этой суре говорится, что «будет ввергнут он (имеется в виду Абу Суфиан) в «сокрушилище»» , а сокрушилище — это, по словам Корана, «Огонь Аллаха воспламененный, который вздымается над сердцами, он над ними воздвигнут сводом на колоннах вытянутых». Что это за «вытянутые колонны» и почему огонь воздвигнут сводом над сердцами, мне выяснить не удалось. Зато удалось узнать, что и дочь этого злейшего врага пророка Умм Хабиба тоже была одной из его жен. Пророк в деле облагодетельствования юных дев и обращения их в ислам после смерти «матери верующих», верной и долгое время единственной своей жены Хадиджи, действовал широким захватом, милуя жен и дочерей как друзей, так и врагов.
Зато у Мухаммада в стане врагов появлялись новые горячие сторонники. В числе врагов, помимо Абу Лахаба и Абу Суфиана имелся еще и третий Абу — гонитель мусульман — один из лидеров курайшитов Абу Джахль, а у него верный помощник в деле преследования мусульман и лично Мухаммада племянник Омар, сын Хаттаба (тоже врага мусульман). Этот Омар Хаттабович, по его собственным словам, любил вино и изрядно попивал его. Однажды, выпив и разгорячившись, Омар взял меч и закричал, что он сейчас разыщет предателя Мухаммада, осквернителя веры отцов, посеявшего раздор среди курайшитов, и лично убьет его. Далее хадисы сообщают несколько умилительных историй о преображении этого мстителя за веру отцов в ярого сторонника сокрушителя этой веры. Легенда доносит до нас в одной из историй происшедшее так.
Омара в его смертоубийственном порыве остановил некий курайшит Нуайм, который сказал Омару, что сначала ему не худо бы водворить порядок в собственном доме, ибо его сестра Фатима и ее муж Зайд сами тайно исповедуют ислам. Омар с проклятиями кинулся к дому сестры и застал их читающими Коран. Он набросился на зятя Зайда и по ходу отбросил сестру Фатиму, поранив ее до крови. Кровь, пролитая Фатимой за веру, и ее слова, что они с мужем готовы за ислам на все, остановили Омара, и он попросил прочитать столь замечательную книгу. Фатима предложила ему для начала совершить омовение и дать клятву, что он не повредит священную рукопись. Тот исполнил просимое и прочитал первые попавшиеся строки из суры «Та-Ха» (вот между прочим, показательное место из Корана: звуки «Та-Ха» — это просто две буквы «т» и «х» и никакого смысла не имеют. Почему они попали в Коран, никто не знает. Но все равно они считаются полными священного смысла и тайного значения, ибо продиктованы пророку Аллахом):

«Не ниспослали Мы тебе Коран, чтобы ты был несчастен, а только как напоминание для того, кто боязлив».

Далее в этой суре идет длинный и разорванный рассказ о том, как Муса (Моисей) пошел к Фир’ауну (фараону) с просьбой отпустить народ и как Фир’аун этому препятствовал. Но Омару достаточно оказалось первых слов, чтобы воскликнуть: «Как прекрасны и благородны эти слова!» и тут же восторженно попросить вести его к Мухаммаду, чтобы произнести символ веры и принять ислам.
Я чуть подробнее сказал об обращении этого арабского Савла в Павла потому, что Омар не просто один из первых сподвижников пророка, который после его смерти стал вторым по счету (после Абу Бакра) праведным халифом. Он также отец одной из многочисленных жен пророка. Омар был известен простотой, справедливостью и неподкупностью — сам на должности халифа не обогатился и родственникам не дал, что нетипично для халифов. Однако убит он был исламскими заговорщиками как раз по обвинению в несправедливом дележе добычи и пристрастии к родственникам. Так или иначе, но при его 12-летнем правлении ислам достиг небывалого могущества: учение пророка, кроме Аравии, распространилось на Ирак, Сирию, Египет и часть Ливии. Он же оставил в наследство закон о побивании прелюбодеев камнями, сославшись, что слышал об этом от самого пророка. В Коране такого текста нет, но раз пророк говорил Омару…Пришлось создать версию о том, что текст из Корана с требованием побивать камнями прелюбодеев съели мыши. И Омар и Абу Бакр, единственные из всех халифов, похоронены рядом с Мухаммадом в Мекке.
Но все это было потом, а пока преследования продолжались. Они проявились также не только в забрасывания грязью и «заливании» потоками брани, но и приобрели отчетливый экономический характер. Курайшиты выставили на всех дорогах на подходе в Мекку заслоны, которые «убеждали» торговцев не иметь дело с мусульманами.
Не известно точно, в чем заключались эти убеждения, но надо думать, не только в устной агитации. Скорее всего караванщикам грозили экономическими санкциями, то есть отказом в торговле с остальным, не мусульманским, населением Мекки. Мухаммад решил отправить часть своих сторонников (около 50 человек), которых уже было не прокормить, в Эфиопию. Это была как бы репетиция великого исхода из Мекки в Медину (хиджры), которая произойдет через несколько лет.