Летом 1995 года у меня раздался звонок.
— Могу я поговорить с Валерием Лебедевым?
— Это я.
— Это говорит Анатолий Наумович Рыбаков.
— Извините, какой Рыбаков? Фамилия распространенная.
— Писатель. Который написал «Кортик».
— Вы меня простите, но тот писатель Рыбаков давно умер.
— Почему вы так думаете?
— Я читал Кортик в пятом классе. Писатель был зрелым человеком, ему было тогда сильно за тридцать. А сейчас мне под 60 лет. Сколько же тогда было бы Рыбакову? Люди столько не живут.
— Вы где-то правы, но я все же жив. Правда, мне много лет, уже идет восемьдесят шестой. Поверьте, что я именно тот самый. И у меня к вам есть важное дело.
— Извините, Анатолий Наумович, это у меня обычный скепсис и привычка шутить. Какое дело, чем мог бы помочь?
— Я читаю ваши статьи в «Новом русском слове», узнаю много нового для себя. В одной из ваших статей я прочел фразу Сталина: «Есть человек – есть проблема. Нет человека – нет проблемы». И вот я хотел бы для начала узнать, откуда вы взяли эту фразу. Из какого источника.
— Ну, так сразу трудно ответить. В каких-то мемуарах, кажется. Она много где мне встречалась.
— Приезжайте ко мне, побудете в гостях. Мне многое нужно обсудить и рассказать. Может быть, вы опубликуете в «Новом русском слове». А вы подумайте, вспомните, где эту фразу Сталина вы читали.
— Хорошо.
Обговорили день приезда. По дарственным надписям на его книгах я вижу, что это было 16 июля 1995 г.. Приехал в Манхеттен, купил по дороге торт за 20 долларов.
Квартира в центре, небольшая, но уютная. За чаем сразу принялись за разговоры. Я провел там целый день и мы переговорили массу тем. Самым главным, конечно, был вопрос об источнике цитаты Сталина.
Анатолий Наумович снова приступил прямо-таки к допросу, впился в меня:
— Где вы нашли фразу «Есть человек — есть проблема. Нет человека — нет проблемы!»? Где это говорил Сталин? В каком своем произведении? Или в записке? Или в какой речи?
— Ну, это такая расхожая фраза. Вроде как сталинское «Наше дело правое, победа будет за нами». Вообще-то это из речи Молотова по случаю начала войны, в передаче по радио 22 июня в 12 часов дня. Но потом и Сталин 3 июля сказал что-то похожее. Зная немного психологию Сталина, предполагаю и даже уверен, что таких вот в точности слов про «есть человек — нет человека» он никогда публично не говорил. И не писал. Он же был великий актер в политике, очень скрытный и коварный человек и не позволил бы себе раскрыть свою сущность. Такую откровенность он мог бы позволить себе только в очень узком кругу своих «соратников», а, вернее, холуев. Где я это читал? Да как-то расплывчато. Висит в воздухе. Много где. В мемуарах… В публицистике. Эта фраза стала своего рода штампом для обозначения той эпохи.
— Значит, не помните точно, где?- Точно — нет.
— Так вот именно, — вскричал Анатолий Наумович с юношеской живостью, — я ее сам придумал! Впервые в «Детях Арбата» эту фразу Сталин как раз и произносит. Я сочинил — и вложил в уста Сталину! Но были у меня сомнения – а вдруг я где-то ее прочитал, в каких-то мемуарах и совсем про это забыл? И решил, что это моя собственная. Я же закончил этот роман в 1967 г. , а потом ждал его публикации 20 лет. И оттуда фраза пошла гулять, и никто уже не помнит, откуда она взялась. Я, я автор этого афоризма. И вот — никто не помнит и не знает…
В последних словах прозвучала нескрываемая горечь. Я встал и пожал его руку.
— Анатолий Наумович! — сказал я с неподдельным волнением и даже пафосом. — Если так, то разрешите мне вас поздравить и выразить восхищение. Ибо вам в нескольких словах удалось удивительно точно передать всю суть сталинского подхода к людям. Его психологию. Знаете, это лучше, чем у Фрейда с его оговорками. А то, что никто не помнит автора — еще лучше. Стало быть, фраза стала народным присловьем. Вы создали истинно народное произведение. Знаете, как народная песня. Или былина. Песню знают, а автора никто не помнит. Все, прочно забыт. Это — главный признак народности произведения.
— Вы так действительно считаете?
— Абсолютно. Высшее признание для творца — это когда его имя забывают, а произведение помнят, оно становится безымянным, зато — народным.
— Ну, вы меня успокоили. А то я … переживал, знаете ли. Везде эта фраза — и никогда нет никакой отсылки. Вот и у вас тоже.
— Я же говорю — это высшее признание. Ну, кто изобрел колесо? Да что там… Кто написал «Очи черные»? А? А ведь недавно появился этот романс — в середине XIX века. Везде пишут — музыка народная. Или вот уж совсем свежий пример: «Полюшко-поле». Написана песня в начале 30-х годов. Кто автор — почти никто не знает. Cкажем, оркестр Поля Мориа исполняет : «Полюшко-поле», на пластинке написано : «Музыка народная».
— А, действительно, кто?
— Полюшко – Книппер, кстати, племянник жены Чехова Ольги Книппер. А «Очи черные»… Вот забыл.
— Значит мой афоризм — народный?
— Народный, Анатолий Наумович.
— Ну, тогда пойдем выпьем за это дело и закусим.
Обед, приготовленный женой Рыбакова Татьяной Марковной, был потрясающим.
За обедом Анатолий Наумович снова приступил к теме фразы Сталина.
— Понимаете, Валерий, когда я писал своих «Детей Арбата», то собирал материал о повадках Сталина по крупицам. В советских источниках ничего не было, кроме апологетики и казенщины. Критика вроде как у Хрущева на 20 съезде была, но и тот доклад нужно было доставать, он же считался секретным. Стенограмма 22 съезда с разоблачением – это свободно, но и там нет живого человека, пусть и злодея. Там какой-то оперный злодей.
А мне нужны детали, там же художественный образ. Под большим секретом мне передали книгу Орлова-Фельдбина «Тайная история сталинскиих преступлений», изданную в Америке в 1953 г. и привезенную одним дипломатом. Вот там была фактура, это да. Например, сцена расстрела Зиновьева и Каменева, которую Сталину показывал Паукер. Правда, там у него Сталин хохочет и даже просит повторить показ, я же решил, что это снижает мрачность образа, и у меня Сталин резким жестом останавливает комикование.
Ну вот, вскоре после выхода романа просто хлынул поток разоблачительной литературы о Сталине. И вот тогда мне и стала в разных местах попадаться та самая фраза про «есть человек — нет человека». И я обеспокоился: откуда эта фраза? Источников никто не называет. Подумал: может и я где-то прочел, да забыл и решил, что сам придумал. Лет-то прошло много. Может быть, прочел у Орлова? А проверить уже не мог, книги этой тогда достать не вышло. Это только потом главы оттуда стал публиковать «Огонек», причем без указания автора. Но там этой фразы нет. Вот и стал вас пытать. Но если уж и вы не знаете, где первоисточник, то значит фраза – моя.
Тут Анатолий Наумович преувеличил мои способности. Конечно, в то время я помнил много всякого, в том числе и ерунды вроде той, как Ежов сожительствовал с Голощекиным (который расстреливал Николая с семьей, врачом Боткиным и слугами), сексуальных шашней его жены Евгении Соломоновны Хаютиной с писателями Бабелем, Шолоховым, с начальником полярной станции Отто Шмидтом и прочими членами партии и правительства. Зачем-то помнил и другие непотребства, вроде тех, что Сталин приказал по всей Европе разыскивать порнографические рисунки художника Сомова. Но все же знать, откуда та или иная фраза, приписываемая Сталину, не мог. Это я уже потом расследовал истории фраз про то, как Сталин принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой, про Черчилля, который вскакивал и держал руки по швам, когда Сталин входил, про ветер истории, который развеет мусор с могилы Сталина и пр.
Еще один памятный момент. За обедом Анатолий Наумович вдруг спросил меня:
— А вы когда прочли «Дети Арбата»?
— Да вот тогда же, когда он был впервые опубликован летом 1987 г. в «Дружбе народов».
При чтении произошел замечательный эпизод. То было время все нарастающего дефицита. Я после своего исключения из КПСС и волчьего билета на профессию работал на заводе «Динамо» начальником участка наладки электронной начинки станков. На заводе периодически давали так называемые продуктовые заказы. Туда включали то, чего уже почти не было в магазинах. Копченую колбасу, сыр советский со слезой, сосиски. Получал (ну, покупал, разумеется) и я эти заказы, приносил домой добычу.
Ездил я тогда на завод на метро (до метро Щукинская на машине-копейке, а там пересаживался на метро), до остановки «Автозаводская». Далеко. Брал книги-журналы, читал по дороге. В то время как раз читал «Дети Арбата». И вот через пару дней от журнала «Дружба народов» стал исходить все более явственный трупный запах.
Чем дальше читаю про злодеяния и пакости Сталина, тем сильнее запах. У меня даже возникла безумная мысль: а не новый ли это прием в издательском деле? Может быть, страницы пропитали какой-то суспензией и она с течением времени по мере прочтения разлагается и дает дополнительный художественный эффект – добавляет ужаса и отвращения к делам Сталина?Потом все же решил, что это, пожалуй, чересчур. Слишком я забежал в будущее. Но тогда откуда запах? Полез в портфель – а там сверток с сосисками из прошлого продуктового заказа. Не заметил и не вытащил. Колбасу с сыром вытащил, а сосиски не заметил. Забыл о них. Были они уже синими, склизкими и от меня отшатнулись соседи по вагону как от зомби. С трудом доехал, выбросил сверток в выгребную яму эпохи, в мусорное ведро истории.
Анатолий Наумович засмеялся. – Значит, я вам должен порцию сосисок? Таня, свари нам еще на второе сосиски.
Много рассказывал, с каким трудом пробивалась публикация. Рукопись была через общего знакомого передана помощнику Горбачева Черняеву. То прочитал, был в восторге, дал текст Яковлеву. Потом и Горбачев прочитал и тоже был за. Но почти все члены политбюро — против. Особенно — Егор Лигачев. И вот — главный редактор журнала «Дружба народов» Баруздин рискнул дать роман без решения политбюро. Ну, с такой-то «крышей»…
Роман Рыбаков Дети Арбата» был переведен на десятки языков, издан в 52 странах, имел огромный успех, а автор даже попал на обложку журнала Time в 1988 году именно с этим романом.
У меня до сих пор лежат микрокассеты с записями того дня. Много кассет, штук 7 или 8. Хотел я их распечатать и сделать материал типа беседы с классиком. Свидетелем эпохи. Он же был еще к тому фронтовиком, в конце войны в звании майора командовал автомобильной ротой. И первый его роман был о военных водителях.
Предложил я тогда редактору «Нового русского слова» Людмиле Шаковой этот материал (я был в НРС колумнистом), но она отказалась: дескать, надоели уже эти воспоминания о Сталине.
Ну, без заказа заниматься расшифровкой многочасовых бесед мне показалось скучным. Впрочем, была и еще одна причина. Анатолий Наумович очень много повторялся. Он с необычной горячностью снова и снова возвращался к 30-м годам прошлого века. То было время его молодости и в свои 22 года он получил три года ссылки за антисоветскую пропаганду, которая, по его словам, заключалась в его приверженности идеям Ленина.
Вообще, то была сквозная тема его монологов: величие ленинских идей и свершений, благодетельность социалистической революции для России и для всего мира и – отвратительное, мерзкое извращение этих идей Сталиным, его жуткие преступления перед верными ленинцами и перед идеалами социализма. Снова очень много рассказывал, как он 20 лет ждал публикации «Дети Арбата», который закончил в 1967 году.
Мои робкие попытки вывести все деяния Сталина из заветов Ильича не принимались Анатолием Наумовичем. Мол, вы еще молоды, говорил он, поэтому заблуждаетесь. Что я мог сказать на это человеку, старше меня почти на 30 лет, прошедшего ссылку и войну? Только то, что вы, Анатолий Наумович, имеете полное моральное право на такое вот прочтение истории.
Да, кассеты эти лежат у меня до сих пор. Самого кассетного диктофона давно нет. А кассеты – есть. Может быть и настанет время их распечатать. Тем более возраст все ближе к рыбаковскому.Умер Анатолий Наумович в конце декабря 1998 года в возрасте почти 88 лет. Во сне.